Я 30 лет был практикующим врачом и никогда не мыслил себя в роли организатора здравоохранения. Мэр Собянин, выслушав мои соображения, по сути дела, «купил» меня, сказав очень простую фразу. Он сказал, что ему бы очень хотелось попробовать на этом месте человека, который знает медицину снизу и изнутри.

Во-первых, мне кажется, удалось убедить коллег-врачей, что я хорошо знаю их проблемы и что не они для департамента, а департамент для них. Во-вторых, в организационном плане мы сделали несколько довольно революционных вещей. Например, раньше между поликлиникой и больницей была ведомственная разобщенность. Я преобразовал окружные управления здравоохранения в казенные учреждения под названием «Дирекция по обеспечению деятельности органов здравоохранения в округе». Там больше нет чиновников, на дирекцию замыкаются и поликлиники, и больницы в округе.

Очень многое. Новая структура объективно заинтересована в благоприятном исходе, независимо от того, где пациент лечится — в поликлинике или стационаре. Созданы окружные комиссии, которые изучают все случаи смерти в округе: не только в больнице, но и дома, на улице, независимо от того, была жалоба или нет. Недавно мы провели клинико-анатомическую конференцию по разбору случая смерти 60-летней женщины, которая три недели медленно умирала от воспаления легких. Ее лечил участковый врач.

„

Меня беспокоит, что можно за деньги получить зачет, сдать экзамен, не говоря уже о том, что можно просто купить диплом медицинского института

”

Да, мы провели разбор, и главный врач поликлиники был снят с работы прямо на конференции. Теперь поликлинические врачи начнут осознавать свою ответственность за то, что они делают. Ведь этой женщине не то что рентген легких не был сделан, у нее кровь из пальца никто не взял. Сегодня сообщество зашевелилось.

Да, не все больницы у нас в равном положении. У некоторых есть компьютерные томографы, у некоторых нет…

Нормально ли, что много лет не было колбасы в магазине?

Оснащением больниц, приведением их в порядок мы занялись только полгода назад. Много лет этим никто не занимался. Я сейчас не говорю, почему так было. Может, тогда не было денег, а теперь дали. Сейчас вы напишете, что деньги дали под выборы. Да мне все равно — выборы, перевыборы, есть факт: дали деньги.

Совместно федеральный и московский бюджеты. Первые суммы мы получили 28 апреля этого года. На Москву выделили свыше 100 млрд рублей. Это больше $3 млрд. Приоритеты — сердечно-сосудистые заболевания, онкология, травмы. Под это мы составили список оборудования, которое надо купить. Задача — не дать разворовать деньги.

Пока удается. История с компьютерными томографами и МРТ уже навязла в зубах. Тем не менее когда я здесь оказался и стал вникать, то выяснилось, что у поставщиков томографы стоят безумных денег. Я, слава богу, знаю, за сколько их можно купить в Западной Европе, и понял, что нам предлагают заплатить в три раза дороже. Пошел к своим коллегам в частную клинику — к тем, кто покупает все это за свои кровные. И они закупили для города в три-четыре раза дешевле, чем прежде. Сегодня мэр был в 12-й больнице, где ему показали уже включенный компьютерный томограф самого последнего поколения за 33 млн рублей. Последний раз примерно такой же, но похуже, был куплен за 104 млн. Я не хочу никого огульно обвинять. Я просто хочу сказать, что нужно торговаться, как будто покупаешь для себя. Нам на торгах удалось на 29% снизить закупочные цены на медикаменты.

На медицину денег не хватает никогда. Во всем мире так. Обама не зря пришел с лозунгами реформирования страхования в Америке. Я хорошо знаю Францию, там полностью страховая медицина. Каждые 7–10 лет она банкротится, а государство все равно ее наполняет. В Швейцарии, например, 45% — это страховая медицина, а 55% — бюджет, потому что страховые тарифы не успевают за новыми медицинскими технологиями. Медицина становится все более и более дорогой. Продолжительность жизни растет, поэтому денег никогда не хватает. Хватит ли нам средств для решения всех задач? Конечно, нет. Всего московского бюджета не хватит. Но впервые появились деньги, которые позволят оснастить больницы. Когда я слышу, как хорошо жилось при советской власти, просто оторопь берет, будто я тогда не работал. При советской власти лекарства нельзя было купить даже за деньги. То есть пожалуйста, все было бесплатно, но при этом не было ничего.

Потому что за многие годы советской власти и еще почти 20 лет после в этих больницах ничего не менялось. Приличных стационаров совсем немного, поэтому задача — поставить их в более или менее равные условия и по оснащенности, и по быту.

Надо разбираться. Скажите, в какой это больнице, я позвоню главному врачу и спрошу: почему? Я же не могу посетить все больницы и все палаты, это физически невозможно, но мне надо об этом говорить. Для этого мы сделали горячую линию.

В том-то и проблема, что мало. Люди настолько запуганы, что боятся слово сказать. Я не могу наказать врача за вымогательство, если мне говорят: «У нас врачи вымогают деньги…» Вы назовите номер больницы, когда это было и какой это врач. Я уволил уже десяток вымогателей.

Если откровенно, то 10-й месяц идет, и каждое утро при входе в кабинет возникает ощущение, что я ошибся дверью. С другой стороны, появился драйв, потому что, поверьте, я баламучу это болото. Но я нисколько не боюсь потерять это кресло. У меня есть профессия, у меня есть клиника, где меня ждут и где я очень неплохо себя чувствовал. Все, что можно со мной сделать, — это выгнать. Ну, значит, выгонят. Очень боялся, откровенно вам скажу, когда удалось так резко снизить цену на томографы: я прекрасно понимал, что многих лишаю заработка. Боялся провокаций, вдруг наркотики подбросят или что-нибудь такое… Мы же с вами понимаем, какие бывают провокации с участием силовых структур, я много читал, в том числе в вашем журнале…

Не знаю. Я могу себе представить, когда больницы превратятся в более или менее приятные учреждения с точки зрения внутреннего комфорта. Можно покрасить, оснастить. Но очень многое потеряно с точки зрения воспитания врачей. Врачи потеряли главное качество — милосердие. В нашей профессии это важно. Медицина — это не наука, это искусство, к ней надо иметь призвание. И мне, конечно, хотелось бы до этого дожить. Но я не очень уверен, что доживу. Для меня лично самой большой драмой медицины является девальвация медицинского образования, о чем я честно говорю всем ректорам медицинских институтов. Меня беспокоит, что можно за деньги получить зачет, сдать экзамен, не говоря уже о том, что можно просто купить диплом медицинского института. И все наши проблемы не стоят выеденного яйца по сравнению с этой главной проблемой.